Далеко за полярным кругом, там, где студеные воды Баренцева моря омывают Шпицберген, на подходах к архипелагу лежит небольшой необитаемый остров Надежды. В дни полярного лета, когда на короткое время рассеивается туман, окутывающий этот угрюмый остров, моряки с борта проплывающих мимо судов могут видеть на его крутом берегу высокий каменный обелиск. Он воздвигнут здесь в 1975 году советскими и норвежскими моряками (остров принадлежит Норвегии) в память экипажа парохода "Декабрист", погибшего в этих водах в ноябре 1942 года от немецко-фашистских пиратов.

В годы Великой Отечественной войны моряки советского торгового флота выполняли почетную и опасную работу по перевозке грузов для фронта и оборонной промышленности. Сотни рейсов совершили они через Атлантический океан, на каждой миле пути их подстерегали вражеские подводные лодки, а с воздуха подкарауливали бомбардировщики и торпедоносцы. Много мужества и героизма проявляли советские моряки, прорываясь через огненные преграды. Но не все суда доходили до родных берегов. Много лишений и бедствий приходилось претерпевать экипажам погибших кораблей...

В мае 1942 года, после того как фашисты разгромили печально известный караван PQ-17, союзники прекратили формирование караванов транспортных судов и отправку их через Атлантику в Советский Союз. Лишь осенью, когда в северных широтах океана значительную часть суток царили сумерки и ночная тьма, стали выпускать в одиночное плавание без охраны отдельные корабли. В такой рейс был отправлен советский пароход "Декабрист".

В те годы "Декабрист" был одним из самых крупных судов советского транспортного флота: при длине 150 метров он брал в свои пять трюмов 8 тысяч тонн грузов и с полной загрузкой уверенно развивал скорость 12 узлов. Построен он был р Англии в 1903 году, и экипаж гордился тем, что его корабль участвовал в историческом походе эскадры адмирала Рожественского из Балтики на Дальний Восток и в Цусимском сражении. Только тогда он назывался "Анадырь", а в "Декабрист" его переименовали после Октябрьской революции. Весной 1942 года "Декабрист" вышел из Америки с грузом боеприпасов и стратегического сырья и неожиданно застрял с июня в Исландии. Только 31 октября его выпустили в самостоятельное плавание. На борту находилось 80 человек: 60 - постоянный экипаж и 20 - военная команда, обслуживающая пушки и пулеметы. Вооружение "Декабриста" состояло из двух трехдюймовых орудий, четырех малого калибра скорострельных пушек "Эрликон" и шести зенитных пулеметов. Эти огневые средства предназначались для отражения воздушных атак, но были бессильны против нападения военного корабля. Командовал "Декабристом" один из лучших капитанов торгового флота, Степан Поликарпович Беляев, экипаж состоял из дальневосточных и балтийских моряков.

Ниже приводится глава из документальной повести "Пленники острова Надежды", написанной автором этих строк по материалам воспоминаний капитана С. П. Беляева.

...Наступило утро четвертого ноября: подходили к концу четвертые сутки похода. Линия маршрута на карте уже пересекла 76-ю параллель и повернула к острову Надежды.

Новое утро мало чем отличалось от предыдущего. Та же унылая серость вокруг, небо в пелене дымчатых облаков, далекий чистый горизонт. Юго- восточный ветер гнал крупную зыбь, и волны набегали одна за другой на правый борт парохода, как бы стараясь сбить его с курса и повернуть на север.

Старший штурман Эбелинг доложил капитану:

- Выходим на траверз Надежды. Будем менять курс?

Беляев на мгновение задумался. Острова Ян-Майен и Медвежий обходили с севера - согласно предписанию штаба. В этом же предписании было сказано, что он должен пройти в 30 милях южнее острова Надежды, подняться далее на север до 77-й параллели и после пересечения 35-го меридиана повернуть на юг в Кольский залив. Если получит сообщение о кораблях неприятеля, то надо уклониться к востоку до Новой Земли, а если встретится лед, то следовать вдоль его кромки.

- Пойдем рекомендованным курсом, - ответил капитан и склонился над картой с линейкой и циркулем в руках.

Кто-то снаружи резко рванул входную дверь в рубку. На пороге стоял Радист Щербаков. Лицо его выражало тревогу.

- Что случилось?

- Вот, Степан Поликарпович, читайте, - произнес радист и протянул Беляеву листок бумаги.

Это была радиограмма с английского парохода, перехваченная в эфире Щербаковым. "Подверглись атаке самолетов", - коротко сообщал открытым текстом капитан английского парохода и далее указывал свои координаты.

Беляев в один момент нанес его место на карту, где прокладывал курс своему кораблю. Сразу неприятно засосало в груди: так и есть, на маршруте "Декабриста", только в 120 милях впереди.

Надо действовать немедленно, не терять ни одной секунды.

- Сигнал боевой тревоги, - коротко приказал Беляев Эбелингу. - Командиров ко мне...

В какую-то долю секунды он мысленно представил себе английский пароход. Он хорошо помнил его: оба судна отстаивались в Рейкьявике под островом Энгей почти борт о борт месяца два, а с капитаном его, находящимся на английской службе, высоким и мощным стариком голландцем, Беляев часто встречался в штабе. Пароход вышел из Рейкьявика часов на шесть раньше "Декабриста" и тоже шел в одиночку. Теперь старый голландец посылал в эфир предупреждение о неприятеле...

Что же дальше? Атакован пароход далеко впереди. Но что для самолета эти 120 миль? Полчаса лету. А может быть, и "Декабриста" уже засекла немецкая разведка и на полной скорости летят сюда из Северной Норвегии фашистские самолеты со смертоносным грузом? Эх, какая досада, что день только начинается - десять часов утра. Хоть и короток он, а до темноты часов пять надо ждать. Значит, надо уходить самим на север, навстречу мраку полярной ночи.

Подается новая команда рулевому: "Курс лево 80 градусов" - и в машину: "Самый полный вперед!"

И до кочегарки дошел сигнал тревоги. Кочегаров подгонять не надо. Знают ребята, что их старику "Декабристу" теперь скорость нужна, только скорость. Замелькали чаще лопаты с углем, зашуровали поживее в топках. В лицо жар нестерпимый дышит, железо через рукавицы ладони жжет... Ползет вверх стрелка манометра. Теперь скорость нужна, большая скорость, чтобы в темноту убежать. Шуруют кочегары у топок и не знают, что на палубе творится: может быть, уже бой идет, а здесь, в преисподней, ничего не слышно...

На мостике собрались все командиры. Лица серьезные, сосредоточенные. Каждый понимал, что может случиться в ближайший час, а может быть, и в минуты.

Беляев был старше своих помощников, и все беспрекословно подчинялись ему не только по должности, но и в силу его личного авторитета. На Дальнем Востоке он слыл одним из лучших капитанов, и служить под его началом добивались многие, особенно молодые, моряки. Ближе всех к капитану, как всегда в минуты опасности, стоял помполит Корсетов, готовый первым принять на себя самое опасное поручение. Рядом с ним - ближайшие помощники капитана: старший штурман Эбелинг и командир судовой артиллерии лейтенант Космовский. Следом за ними в рубку явились второй и третий помощники капитана Тадеев и Третицын, политрук Третьяков. Был тут и боцман Петров-Старикович: хотя и считается он самым младшим командиром, но во время тревог это лицо весьма важное: под его началом все матросы. Стармех Клевцов поднялся на мостик из машины и присоединился к командирам. Был он высокий и грузный, и рядом с его мощной фигурой капитан казался совсем маленьким. Позже пришла судовой медик Надежда Наталич и остановилась поодаль. Ну, теперь, кажется, все в сборе.

- Товарищи, - обратился Беляев к своим помощникам, - в 120 милях впереди на нашем курсе неприятелем атаковано с воздуха английское судно. Какова его судьба, сколько немецких самолетов, нам неизвестно. Я приказал дать сигнал боевой тревоги. Привести судно в готовность номер один - враг может появиться в любой момент! Генеральный курс мы изменили, идем на север. Будем пытаться уклониться от встречи с неприятелем. Всем командирам немедленно действовать по боевому расписанию.

Мостик быстро опустел На нем остались капитан Беляев, рулевой Бородин, сигнальщик Скворцов, расчеты двух зенитных пушек. Недаром лейтенант Космовский так упорно тренировал экипаж, пока стояли в Исландии: не прошло и двух минут, как все 80 человек заняли места, где полагалось им быть по боевому расписанию. Матросы под руководством второго штурмана Тадеева и боцмана быстро вываливали за борт шлюпки, по две с каждого борта: если наступит такой момент и капитан подаст команду - обрубят найтовы и шлюпки окажутся сразу на воде. Не было ни паники, ни суматохи, ни растерянности. Экипаж уже прошел боевое крещение, и встреча с врагом для него была не первой.

Вдруг Беляев услышал громкий возглас Скворцова:

- С правого борта три самолета!..

Капитан и сам заметил их сразу. Они шли низко над водой, почти касаясь волн, прямо на "Декабрист". Торпедоносцы! Вот оно, началось!..

- Орудия и пулеметы к бою! - раздалась команда Космовского.

Оба орудия - носовое и кормовое - и пулеметы правого борта открыли по самолетам заградительный огонь. Один самолет сразу устремился в атаку, а два остальных отвернули и пошли на новые позиции для атаки. Беляев, судорожно сжав руками бинокль, не отрываясь следил за атакующим самолетом. Он заметил, как фашистский летчик сбросил торпеду, и тут же увидел ее стремительный бег, обозначенный на поверхности моря буруном. То ли плохо рассчитал летчик, то ли испугался огненной преграды - торпеда пошла мимо.

- Первая, - вздохнул капитан. - А сколько их еще будет?!

И как бы в ответ Беляев увидел еще три торпедоносца. Как и Первая тройка, шли они на "Декабрист" низко, над самой водой, пытаясь слиться со свинцово-серым цветом моря и серым фоном неба. А за ними уже третья тройка - эти идут высоко и выныривают из-за туч.

В атаку пошли второй, потом третий торпедоносцы из первой тройки. Лейтенант Космовский командует артиллеристам:

- Огонь! Огонь! Огонь!..

Грохочут пушки, стучат пулеметы. Огненный вихрь несется навстречу самолетам. Пущена торпеда, за ней еще одна. Беляев весь превратился в слух и внимание, подает команды рулевому. Василию Бородину повторять не надо, понимает капитана с полуслова, с одного жеста. Недаром Беляев ставит его к штурвалу в самые ответственные моменты. Поворот рулевого колеса - зигзаг; резкий поворот в другую сторону - второй зигзаг. Торпеды проскакивают мимо.

на фото: Вражеская авиация идет в бой.

- Нет, не возьмешь! - кричит Корсетов и грозит кулаком вслед удаляющимся самолетам.

И тут же новый возглас Скворцова:

- Товарищ капитан, под облаками вижу два бомбардировщика, а ниже - два торпедоносца!

Значит, первые атаки были только прелюдией. Самое главное начнется сейчас.

Беляев увидел, как один бомбардировщик отделился и пошел в атаку на судно, а с двух бортов одновременно с ним начали заходить торпедоносцы. Капитан пристально следил за бомбардировщиком: самое главное - не упустить момент для ответного удара. И вот, когда самолет с ревом несся на корабль, собираясь сбросить бомбы, Беляев нажал спусковую пружину, и в воздух взвилась ракета-парашют с висящими проволоками. Самолет сразу метнулся влево и сбросил четыре бомбы. Они упали одна за другой с левого борта и взорвались в воде. Корабль задрожал и закачался на волнах, но хода не сбавил.

- Все в порядке. Повреждений нет! - крикнул Эбелинг.

- По торпедоносцам - огонь! - раздался голос Космовского.

Кажется, сильнее огня, чем этот, моряки "Декабриста" послать навстречу врагу уже не могут. А лейтенант продолжает:

- Усилить огонь! Огонь! Огонь!..

И опять фашистские летчики сбрасывают торпеды вдалеке, не рискуя приблизиться к советскому кораблю. Капитан видит их издалека, и Василий Бородин успевает выполнить маневр и избежать встречи со смертью.

- Так держать, ребята! - кричит артиллеристам и пулеметчикам Корсетов. - Задай им жару! Не подпускай близко, гони их к чертовой матери!

Вот с правого борта заходит в пике новый бомбардировщик, слева несется низко над водой новый торпедоносец.

По команде Космовского по пикировщику открывают огонь пулеметы, что стоят на мостике. Орудия и бортовые пулеметы изрыгают раскаленный металл навстречу торпедоносцам.

Беляев крикнул лейтенанту:

- Отбиваю пикировщика! Внимание на торпедоносцев! Не подпускай их близко! - И выпустил новую ракету-парашют.

Второй пикировщик, как и первый, резко метнулся от ракеты в сторону и тоже сбросил четыре бомбы. С воем и визгом понеслись бомбы на совет ский пароход. Отчаянный рывок парохода в сторону - и все четыре бомбы падают в воду слева возле носа. И хотя взорвались они тоже в воде, эта атака оказалась роковой. Пароход резко вздрогнул, носовую часть его сильно подбросило вверх. Сразу умолкло орудие на носу. Космовский и Эбелинг бросились туда. Через две минуты лейтенант докладывал Беляеву по телефону:

- Поврежден фундамент носового орудия. Оно потеряло горизонтальное вращение, заклинилось на левый борт.

- Повреждений корпуса нет, - раздался в телефоне голос старпома.

Вот и пришла первая беда. Не только пушка вышла из строя - заклинило и тяжелые пулеметы на спардеке. Сразу огневая мощь уменьшилась почти вдвое.

- Думал я, главный бой уже позади, а он только начинается, - бросил Корсетов. Он успел обойти все огневые точки. В одном месте подбодрил ребят, в другом добавил людей из резерва: пулеметные ленты и диски поизрасходовались, нужно срочно их перезаряжать.

Уже больше часа длился бой. Отбито восемь атак торпедоносцев и две атаки пикировщиков. Артиллеристы, пулеметчики, их помощники не чувствовали ни усталости, ни холодного пронизывающего ветра. А оборонять "Декабрист" было нелегко. Его длинная 150-метровая коробка - хорошая мишень для самолетов, и к тому же из-за большой длины судно не могло быстро маневрировать. Поистине виртуозное искусство проявлял рулевой Бородин, выполняя команды капитана.

Фашистские летчики быстро заметили, что интенсивность огня "Декабриста" ослабла, и стали сбрасывать торпеды уже ближе.

Беляев перестал считать, сколько страшных вестников смерти неслось по воде на корабль, сколько раз послушный его воле "Декабрист" делал крутые развороты и зигзаги и избегал торпед.

Механики, машинисты, кочегары продолжали свою жестокую и изнурительную борьбу в чреве корабля. Те моряки, что сражались на палубе, могли встретить смерть лицом к лицу, а люди в кочегарке и в машине шли в бой как бы с завязанными глазами: в любой момент они могли ожидать страшного удара в середину корпуса, взрыва торпеды в сердце судна. И смерть пришла бы мгновенно, без предупреждения. Стрельба доносилась сюда слабым отзвуком, но эти далекие звуки вселяли уверенность: раз стреляют, значит, жив "Декабрист", отбивается. И они напрягали все силы, чтобы гнать корабль вперед и вперед самым полным ходом, какой он не развивал еще никогда за всю свою почти сорокалетнюю жизнь.

Беляев увидел, как заходят в атаку три новых торпедоносца. Начали они с кормы - не вышло. Облетели корабль с правого борта - момент для атаки тоже невыгоден. Лейтенант Путков огнем кормовой пушки и пулеметов не дает подойти близко. Тогда самолеты ушли вперед, и вдруг все трое разом развернулись и пошли в атаку на нос судна.

"Вот теперь-то и будет конец, - пронеслось в сознании капитана. - Удачно, бандиты, начали нападение..."

Он ждал, когда они сбросят торпеды, чтобы начать маневр. Крепко вцепился в штурвал Василий Бородин, не отрывает глаз от несущихся на него самолетов.

- Космовский, давай же огонь на них! - кричит капитан.

Но где возьмешь огня? Против трех торпедоносцев могут сейчас вести стрельбу только два "Эрликона" с носа да два пулемета с мостика. Кормовая батарея Путкова молчит - стрелять вперед орудию и пулеметам мешает мостик. Вот она и надвигается, главная беда, летит навстречу со скоростью четырехсот километров в час. Последняя надежда на удачный маневр судна. Самолеты совсем близко, полкилометра, не больше. Поняли фашисты, что не могут им сейчас советские моряки дать отпор как положено, вот и обнаглели. Сброшена одна торпеда, вторая, третья. Сигнал с мостика в машину: самый полный вперед! Резкий поворот штурвала - от одной торпеды уклонились, она прошла рядом. От второй тоже. А третья попала. Очень близко сбросили гитлеровцы торпеды, да еще три сразу.

Пароход встряхнуло так, словно наскочил он на каменный риф. Удар пришелся в правый борт около носа, торпеда разворотила форпик.

Беляев взглянул на часы: двенадцать часов восемнадцать минут. Два часа и десять минут длилось это неравное сражение. Четырнадцать самолетов налетело на один транспортный пароход - двенадцать торпедоносцев и два пикировщика. Двенадцать торпедных атак, восемь бомб - не слишком ли много для одного торгового судна? Двенадцатая, роковая торпеда оказалась также и последней в этом бою. Израсходовав свой боезапас, фашистские самолеты улетели на юг, на свои аэродромы в Северной Норвегии.

Новый сигнал несется по кораблю: водяная тревога! Теперь в борьбу вступает аварийная команда. На нос бросаются старпом Эбелинг, второй штурман Тадеев и боцман Петров-Старикович, за ними матросы.

- Завести пластырь под пробоину! - подает команду Беляев.- Проверить поступление воды в трюм!

Форпик заполнен водой - это понятно, сюда попала торпеда. Водой заполнен и первый трюм - он рядом с местом повреждения. Пробита, вероятно, переборка. Каждый из пяти трюмов имеет водонепроницаемые переборки. В этом залог живучести парохода. Судно не потонет, если в остальных трюмах не будет воды. Сбавит, правда, скорость, но пойдет своим ходом дальше - так рассчитали конструкторы корабля. Третий штурман Третицын и матрос Фомин замеряют в трюмах льялы, докладывают на мостик о поступлении воды. Во втором трюме воды нет - хорошее известие! А вот из третьего тревожный сигнал: начала поступать вода. Откуда же? Скорее всего, когда взрывы бомб и торпеды сотрясали судно, были повреждены трубопроводы. Вода в третьем трюме - это опасно. За ним котельное отделение, машина - сердце корабля. Зальет котлы и машину - корабль окажется мертвым.

А сейчас рано еще носы вешать. Скорее завести пластырь под пробоину, прекратить поступление воды, качать и качать из третьего трюма воду всеми водоотливными средствами. Только в этом спасение корабля и людей.

Бывалым морякам этого объяснять не надо. Они сами знают, от чего зависит их спасение. На носовой палубе вовсю стараются ребята, заводят пластырь - большое брезентовое полотнище. Подвели под киль канаты, стараются протянуть их с правого борта на левый. К канатам привязан пластырь. Его надо подвести к огромной дыре от торпеды, прикрыть дыру брезентовым полотнищем. Море само прижмет пластырь к ране, доступ воды внутрь парохода уменьшится, а дальше насосы сделают свое дело. Так по теории, так в учении и на тренировках. Но в жизни не всегда так бывает. Не хочет брезент закрывать дыру, торпеда сильно разворотила обшивку корпуса и шпангоуты, эти выступы не пускают пластырь. "Аварийщики" из сил выбиваются - не идет пластырь.

- Пока мы так провозимся, - с трудом переводя дыхание, промолвил старпом, - вода все судно зальет. Надо что-то придумать, боцман.

Боцман в сердцах плюнул и выругался. Он старался больше всех, и неудача только распалила его. Высокий, плечистый, настоящий русский богатырь, Петров-Старикович, казалось, не чувствовал усталости. Меховую шапку сдвинул на затылок, полушубок и китель под ним распахнуты, по голой груди стекают струйки пота.

- Одно осталось: самому надо лезть! Кто со мной? - крикнул боцман.

Матросы подвязывают боцмана и матроса Фомина канатами, и два смельчака спускаются по корпусу вниз, в студеную морскую воду. Все ниже и ниже... Вода доходит им до шеи, волны захлестывают лицо. А вот и непослушный пластырь, а за ним пробоина. Ого, какая большая, легковой автомобиль проедет! Наконец удалось завести пластырь на рану. Но задержка дорого обошлась: воды набежало в пароход сверх меры. Все насосы на полный ход работают, но не успевают откачивать.

Пароход все заметнее стал крениться на левый борт. Уже трудно ходить по палубе, можно, как с горки, за борт скатиться. Штурманы и механики капитану на мостик сообщают: вода начала проникать в кочегарку, в машинное отделение. Скорей, скорей надо откачивать воду, пока пар в машине еще есть. Но пластырь не очень хорошо держит. Льется за борт из трюмов и кочегарки широкий поток воды, а в это время внутрь парохода еще больше ее натекает. Не только донки, но и ручные пожарные насосы на полный ход работают. Люди машинам помогают, руками что есть мочи качают, а вода прибывает. Вот уже до уровня топок двух левых котлов подошла, стала топки заливать.

- Туши топки! - командует стармех Клевцов. - Гаси скорее, не то взорвемся!

Кочегары сначала работали по колено в воде, а теперь уже по пояс. Подобралась вода к двум средним котлам, пришлось и их погасить. И в машинном прибывает. Машинисты тоже уже по колено в воде работают.

Пришлось остановить динамо-машину. Сразу темно стало. Перешли на карманные фонари, забегали узкие бело-желтые лучи по машинам и приборам. Кочегары Иванов, Тараев и Харьков, по пояс в воде, все еще стараются хоть немного продлить жизнь в правых котлах. Ноги на наклонной палубе не стоят, приходится за леера одной рукой держаться, а другой лопатами последние порции угля в правые топки кидать. Однако пришлось потушить и два последних котла. Пока котлы еще пар давали, вахта второго механика Крыжановского от машины не отходила. Но кончился пар. Вздохнула последний раз машина "Декабриста" и остановилась. Крыжановский, машинист Русяев и трое кочегаров все еще внизу остаются: сильна дисциплина морская, не хотят самовольно бросать вахту и свою преисподнюю покидать. Ждут приказания.

Пока люди, не щадя своих сил, боролись за жизнь корабля, незаметно подкрался вечер, и Баренцево море накрыла тьма. Южный ветер усилился, разогнал большую зыбь.

Опять собрались командиры на мостике. Уже шесть часов вечера. Капитану докладывают о положении корабля. Беляев и сам хорошо видит, что крен парохода на левый борт продолжает расти. К капитану обратился стармех Клевцов:

- Степан Поликарпович, надо покидать судно, пароход может перевернуться.

- Прямой опасности еще не вижу. Подождем. Может быть, увеличение крена прекратится. А если нет - в двадцать два часа покинем судно... Будем пока держаться.

Эбелинг с двумя штурманами у шлюпок хлопочут. Весь экипаж на палубе, здесь же, около шлюпок, каждый моряк у своего номера, как положено ему по шлюпочному расписанию.

Но крен все увеличивается. Последняя надежда исчезла: пароход обречен, надо спасать людей.

Волны злобно хлещут о борт безжизненного судна и несут его во мраке по воле своей. Ветер злее стал. Капитан позвал помполита, старпома, лейтенанта Космовского, обошли последний раз судно. Осмотрели. Простились с ним. Застыли в скорбном молчании.

Первым заговорил Эбелинг:

- Пора покидать пароход, зыбь усиливается. Шлюпки о волны стало бить, можем потерять их.

Капитан молча кивнул головой: сам видит, что уже пора. Добавил только:

- Людей высадим - пароход взорвем.

Корсетов и Космовский запротестовали:

- Нет, взрывать не надо. Оставим на плаву, пока сам ко дну не пойдет...

Беляев не стал с ними спорить: все равно "Декабрист" обречен. Вместе с помощниками спустился на палубу. Люди стояли и сидели возле шлюпок хмурые, усталые, но не покорившиеся. С шумом проносился ветер, черные волны без устали бились о борт парохода. От фонарей ложились на палубу и плясали по ней тусклые желтые пятна, и казалось попавшим в беду морякам, что окутана мраком вся планета и единственный свет на ней. - только эти неровные и мигающие фонари, да и те вот-вот погаснут.

- Друзья, товарищи! - возвысил голос Беляев. Моряки придвинулись к нему, окружили тесным кольцом. - Мы сделали все, чтобы спасти "Декабрист", но дальше оставаться здесь нельзя. Объявляю посадку на шлюпки в двадцать два ноль-ноль. Осталось четверть часа. Каждому одеться теплее, взять запасную одежду. Личными вещами шлюпки не загружать, разрешаю взять по маленькому чемодану с парой белья, табаком, необходимыми мелкими вещами.

Командирами шлюпок были назначены помощники капитана Эбелинг, Тадеев и Третицын. В четвертой шлюпке старшим был сам капитан, и поэтому она значилась под номером один.

Одна за другой отходили от парохода шлюпки и скрывались во мраке. Капитан стоял у самого борта и, сняв с головы шапку, провожал людей в неизвестность.

К нему подошел попрощаться Эбелинг. Крепко обнялись.

- Степан Поликарпович, - сказал старпом, - если останемся живы, встретимся. А погибну - расскажите семье моей в Ленинграде все как было. И передайте, что за своего отца им краснеть не придется...

Эбелинг обнялся с помполитом и командиром.

- У меня два сына в Москве, - промолвил Корсетов, - расскажите им тоже обо всем, если живым не вернусь.

- Подайте и моей жене весточку, кто жив останется, она с ребенком в Архангельске живет, - произнес лейтенант Космовский.

У борта качалась только шлюпка номер один, а на палубе гибнущего корабля осталось лишь трое: Беляев, Корсетов и Космовский. Капитан крепко обнялся с каждым из них:

- Прощайте, родные. Спасибо вам за все. Идите в шлюпку. Пора.

- А вы, Степан Поликарпович?

- Мой долг капитана остаться на корабле.

- Тогда остаюсь и я, - решительно произнес Корсетов и стал рядом с капитаном.

- И я, - присоединился к нему лейтенант.

- Не делайте глупостей! - вспылил Беляев. - Приказываю покинуть судно.

Как только на шлюпке увидели, что происходит на палубе, она сразу же наполовину опустела, моряки стали перебираться обратно на судно. Около капитана столпилось еще человек десять из экипажа. Раздались голоса:

- Степан Поликарпович, мы останемся тоже. Где капитан, там и мы...

Капитан сходил с судна последним. Беспомощный "Декабрист" несло дрейфом в непроглядную тьму полярной ночи, он неуклюже лежал на левом боку, почти касаясь воды палубой. Капитан бережно держал в руках вахтенный журнал и судовые документы. Чтобы не попала на них морская вода, они были завернуты в прорезиненную ткань. Казалось, прощался капитан с самым близким человеком. Последний шаг, один только шаг с палубы судна в шлюпку так труден и тяжел, но шаг этот сделать надо. И Беляев перешагнул в шлюпку. Было одиннадцать часов ночи...

Подробности гибели "Декабриста" и судьба его экипажа оставались неизвестными до конца войны. Считалось, что все люди погибли. Сохранились только тексты коротких радиограмм, посланных радистом Щербаковым в тот роковой день 4 ноября и перехваченных полярными станциями и некоторыми судами, находившимися далеко от места боя.

10 час. 50 мин. Послан сигнал бедствия, указаны координаты 75°30' с. ш., 27° 10' в. д.

16 час. 58 мин. "Торпедированы, погружаемся".

19 час. 25 мин. "Судно тонет, собираемся высаживаться на шлюпки".

21 час. 41 мин. "Команда садится в шлюпки. Судно тонет. Спасайте нас".

22 час. 45 мин. "Работаю последний раз. До свидания. Сажусь в шлюпку".

Вот и все, что известно было тогда о судьбе "Декабриста". И только после войны, когда вернулись из плена трое оставшихся в живых моряков со шлюпки номер один, мы смогли узнать от них подробности последнего рейса и героической гибели парохода. Капитан Беляев вернулся на родной Дальний Восток и стал плавать капитаном на пароходе "Элна-2", развозил грузы и людей на Сахалин и Камчатку. Он умер от сердечного приступа в 1952 году; муки и лишения, перенесенные на острове Надежды и в плену, сильно подорвали его здоровье. Следы Наталич и Бородина затерялись.

История последнего рейса "Декабриста" и судьба его экипажа волновали меня. Я читал подробные письма капитана Беляева о пережитых событиях, но он мог рассказать только о судьбе 19 моряков, находившихся в его шлюпке. Может быть, удалось спастись людям и на других шлюпках? Может быть, где-то в городах и селах Союза живут и другие моряки "Декабриста"? В декабре 1959 года я опубликовал в газете "Водный транспорт" статью о судьбе парохода "Декабрист" и попросил откликнуться тех, кто знал что-нибудь об остальных членах экипажа. Редакция получила много писем. Моряки вспоминали о встречах с "Декабристом", о принятых сигналах бедствия с погибшего судна. Но никто не мог ничего сказать о судьбе хотя бы одного из тех, кто высадились с судна на шлюпки номера два, три и четыре. Напрашивался бесспорный вывод: все они, 61 человек, погибли.

Редакция газеты разыскала семьи членов экипажа "Декабриста" Беляева, Корсетова, Космовского, Эбелинга, Крыжановского и других, выяснила судьбы Бородина и Наталич.

Василий Николаевич Бородин плавал на морских судах матросом до 1951 года, а затем по состоянию здоровья оставил морскую службу, сошел на берег и вернулся в свое родное село Студеное на Орловщине, где стал работать в колхозе. Умер он в июне 1980 года. Надежда Матвеевна Наталич тоже короткое время плавала, а потом вернулась в свою родную Россошь, работала в местной поликлинике, пока не вышла на пенсию. Сейчас живет у родственников в городе Грозном. Она - последний оставшийся в живых ветеран экипажа "Декабриста".

Советские моряки бережно хранят память о прославленном корабле и трагической судьбе его экипажа. Уже в 1943 году одному из новых крупнотоннажных транспортных судов было присвоено имя "Декабрист", и мне тогда же, в 1943 году, выпала честь совершить на нем рейс в Арктику. Но и этот корабль уже отслужил свой срок. Ныне океанские просторы бороздит новый "Декабрист" - теплоход постройки 1975 года, приписанный к Ленинградскому порту.

Пусть каждый, кто прочтет о трагической судьбе "Декабриста", еще раз убедится, в какие бездны горя и мук ввергает людей война, и помянет добрым словом моряков торгового флота, жизнь которых во время войны подвергалась ежечасно, ежеминутно смертельной опасности.

Слава и Память Героям войны!!!

Доп. материалы:

• Торговый флот Дальневосточного морского пароходства в годы войны с фашистской Германией (1941-1945 гг.)