Признаться, я ничего не слышал о «Ланкастрии» до того, как случай свел меня с Джозефом Суини. Мы познакомились в египетском местечке Эль-Аламейн, где в октябре 1987 года отмечалось 45-летие знаменитой битвы 8-й армии под командованием генерала Монтгомери с германским экспедиционным корпусом любимца фюрера Роммеля, прозванного «Лисом пустыни». Там собрались ветераны войны со всего света. Я хотел порасспросить их, не припомнит ли кто советских солдат и офицеров, бежавших из фашистского плена и сражавшихся вместе с союзниками против войск держав «оси»? Обосновавшись в холле единственной в окрестностях гостиницы, я останавливал всех подряд и задавал этот вопрос. Джозеф Суини, как и остальные, отрицательно покачал головой. А через месяц из Канады пришло письмо, где он рассказывал о своей встрече с двумя бывшими советскими военнопленными на египетской земле. Между прочим, писал Джозеф Суини, он один из немногих, переживших катастрофу «Ланкастрии». Не заинтересует ли меня и эта тема? Я честно ответил, что ничего о ней не знаю, но хотел бы знать. Завязалась переписка. В итоге в моем досье появилась папка с надписью «Ланкастрия». Наиболее ценная ее часть — воспоминания самого Джозефа, оригинал которых хранится в Британском военном музее в Лондоне.

Из папки «Ланкастрия». Океанский лайнер водоизмещением 16 243 тонны — один из лучших в британском морском флоте. Построен в 1922 году и поначалу назван «Тиреннией». В феврале 1924 года переименован, что, согласно широко распространенному среди английских моряков поверью, является плохой приметой. Обслуживал трансатлантическую линию, совершал круизы по Средиземному морю. После начала второй мировой войны использовался как военный транспорт. Участвовал в эвакуации британских войск сначала из Норвегии, а затем — из Франции. В момент налета фашистских бомбардировщиков в районе Сен-Назера на борту «Ланкастрии» находилось в общей сложности около девяти тысяч человек — преимущественно военнослужащие, но также и большое число гражданских лиц, включая женщин и детей.

«Удивительные вещи проделывает с людьми судьба! Вот, к примеру, я, молодой, энергичный, полный энтузиазма, вдруг попадаю на борт лайнера, о существовании которого еще несколько часов назад даже и не подозревал. На судне разместились еще несколько тысяч человек, преимущественно солдаты британского экспедиционного корпуса во Франции. В предшествующие недели немецкие войска волной прокатились через Голландию, Бельгию и Францию, и командование решило вернуть нас на Британские острова.

Катера, буксиры, лодки всех размеров, осевшие чуть не по самый борт, целыми днями подвозили из Сен-Назера людей в униформе на приходившие для эвакуации суда. Было утро 17 июня 1940 года.

На корабле все было отлично организовано. Каждый получал персональную карточку, а его имя, номер и подразделение регистрировались в книге. Затем нам говорили, где и когда будут кормить.

Первое, о чем я подумал,— пристроить свой вещмешок и найти подходящее место для сна. Второе — умыться и побриться. Мысль о еде была все-таки третьей, хотя уже несколько дней мы были лишены горячей пищи. Передвигаясь по кораблю, я ощущал спокойствие и безопасность. Наверное, иные чувства и не могли возникнуть в столь роскошной обстановке, так разительно не похожей на ту, что окружала нас последние месяцы.

Время от времени, прерывая покой задремавших после обеда пассажиров, звучал сигнал воздушной тревоги. Влекомый чувством любопытства, я несколько раз поднимался на верхнюю палубу посмотреть, что происходит. Самолеты «люфтваффе» бомбили суда на рейде. Когда взрывы случались неподалеку от «Ланкастрии», корабль содрогался всем корпусом.

Инстинкт, помноженный на боевой опыт, подсказывал, что безопаснее всего на нижних палубах. Там мы и расположились.

Я устроился на паласе на полу то ли роскошной курительной, то ли небольшого салона, рядом с солдатом, у которого даже не успел спросить имя. Зазвучала сирена воздушной тревоги, но у нас уже выработался к ней иммунитет, так что мы не сдвинулись с места.

Вскоре донесся вой летящего бомбардировщика. Звук нарастал, и в какой-то момент к нему присоединился свист падающей бомбы. Последовал глухой взрыв, а затем вновь назойливый вой. Корабль вздрогнул, но мне не верилось, что бомба попадет в цель — слишком маленьким островком был наш корабль в бескрайнем морском просторе.

— Совсем рядом,— сказал я своему товарищу. Затем, торопясь, поднялся и закрыл иллюминаторы железными крышками.

После одного из взрывов корабль тряхнуло сильнее, чем прежде.

— Господи! Кажется, угодил! — произнес сосед.

Мы не знали, что корабль получил смертельную рану и через 20 минут исчезнет в морской пучине. Взрыв сорвал крышки иллюминаторов. Лайнер накренился на один бок. Чувство самосохранения вытолкнуло нас из салона. Скорее, скорее на верхнюю палубу! Но все проходы и лестницы уже были забиты людьми. Они кричали и ругались. Свет погас, и воцарилась тьма. Корабль качнуло, сверху хлынула вода. Люди отпрянули от лестниц, и в это мгновение мне удалось выскочить наружу.

Некоторое время я, оцепенев, стоял на палубе. Что делать дальше? Плавать я не умел. Я убеждал себя, что лайнер такого размера не может затонуть быстро. Да и вокруг нас много других кораблей, готовых прийти на помощь. «Спокойно, Джо!» — твердил я сам себе. Люди вокруг меня выбрасывали за борт столы, стулья — все деревянное, что могло помочь держаться на воде.

В жизни каждого человека бывают такие моменты, которые можно назвать критическими. Одни в это время переосмысливают свое прошлое, другие бредят будущим успехом, третьи ищут смысл жизни. Для меня наступил как раз такой момент. Я спрашивал себя, почему безвинные женщины, дети и старики должны нести на своих плечах страдания мировой войны. Я даже взбунтовался против веры, задавая себе вопрос, действительно ли Всевышний существует. Перед моими глазами пронеслась вся жизнь. Неужели сегодняшний день — последний?

Тем временем мои шансы выжить уменьшались. Корабль быстро тонул. Я знал, что рано или поздно мне придется прыгнуть в воду, но всячески оттягивал этот момент. А люди вокруг бросались за борт. Сотни голов то исчезали под водой, то появлялись вновь. Потом их опять накрывало волной, многих — навсегда...»

Из папки «Ланкастрия». Точное число погибших в тот день никогда уже, видимо, не станет известно. На мемориальной доске в Сен-Назере значится: «более 4000». Оставшиеся в живых считают, что свыше 7000. В любом случае это была одна из крупнейших морских катастроф в мировой истории, о чем свидетельствует упоминание о ней в последних изданиях «Книги рекордов Гиннеса». (Там есть, увы, и такие печальные рекорды.)

«...Чтобы подбодрить друг друга, многие запели — военные или патриотические песни. Постепенно они слились в одну, припев которой многократно повторялся. На душе стало легче, хотя я и понимал, что сама по себе песня не спасет. Я разделся, спрятав документы за вентиляционную трубу — мне все еще не верилось, что лайнер пойдет ко дну,— и прыгнул в воду.

Казалось, что кто-то сразу потянул меня на дно. В теории я знал, как надо плавать, как удержаться на воде, но никогда в жизни не использовал эти знания на практике. Я барахтался, не выдыхая воздуха до тех пор, пока круги не пошли перед глазами. В этот момент меня вытолкнуло на поверхность. Я знал, что не протяну долго, если не уцеплюсь за что-нибудь. Я оглянулся. Неподалеку четверо держались за доску. Они были совсем близко, и я, понимая, что это единственный для меня шанс, уж и не помню как, проплыл эти несколько метров и ухватился за доску.

Наконец-то перевел дыхание. На одном конце доски лежал человек. Он был неподвижен, но все семь часов, что мы провели в море, изрыгал проклятия. Другой держался за доску только одной рукой, левой. Правой он придерживал третьего человека, видимо, раненого и не способного самостоятельно держаться на воде. Четвертый оставался с нами до тех пор, пока не увидел неподалеку спасательное судно. С криком: «Счастливо! Я хороший пловец!» — он бросился навстречу кораблю.

Время тянулось страшно медленно. Мы почти не разговаривали. Два немецких самолета пролетели прямо над головами. Я даже разглядел лица летчиков.

Доска дрейфовала по течению. Первый испуг у нас прошел. Вокруг находились несколько спасательных судов. Временами они подходили так близко, что казалось, через несколько минут мы будем подняты на борт. Но мы были не единственные, кто ожидал спасения, и надежда сменялась разочарованием. Время от времени мимо нас проплывали мертвецы в спасательных жилетах. Они выглядели так, будто, вконец обессилев, заснули прямо на воде. Уже потом мы узнали, что несколько человек прыгнули в жилетах с верхней палубы. После сильного удара о воду многие из них мгновенно погибли от перелома шеи.

Мне не сразу пришло в голову, что человек, поддерживающий раненого, страшно устал. Я предложил ему свою помощь. Мы осторожно поменялись местами и потом время от времени проделывали эту операцию.

В июне в этих широтах темнеет поздно, наконец солнце село. Доска наша то оказывалась на дне водяной ямы, и тогда мы ничего не видели, кроме волн, то поднималась на гребень. Стало нестерпимо холодно, в сгущающихся сумерках мы увидели лодку. Не сразу сообразили мы, что лодка приближается к нам. Это была спасательная шлюпка с «Ланкастрии». Двое матросов бросили нам веревку. Мы обвязали ею раненого и помогли осторожно втащить его в лодку. Напрягая последние силы, залезли туда сами. Я упал на дно. Дрожа от холода, не мог ни сдвинуться с места, ни произнести хотя бы слова благодарности спасителям».

Из папки «Ланкастрия». Те счастливчики, кому удалось спастись, основали после войны Ассоциацию переживших трагедию «Ланкастрии». В нее вступили также родственники погибших, моряки, участвовавшие в спасательных работах, и жители Сен-Назера, приютившие раненых. Силами ассоциации в лондонской церкви св. Екатерины были позднее установлены памятный витраж и мемориальная доска. Ежегодно в последнее воскресенье июня там проходит траурная служба по погибшим.

«...В лодке оказались четверо матросов с «Ланкастрии». Весь вечер они подбирали из воды оставшихся в живых, доставляли их на ближайшее судно и вновь начинали поиски. Когда мы оказались на борту, совсем стемнело, и вокруг — ни огонька. Матросы, как и мы, были вконец измучены. К счастью, французское рыболовное судно отбуксировало лодку в Сен-Назер.

С причала мы разбрелись кто куда. Полуголый, дрожащий от холода, я не знал, что мне делать дальше. Разглядывая дома на соседней улице, приметил еще работающий кабачок. Толкнул дверь и оказался среди шумной полупьяной компании солдат, коротавших время в ожидании своей судьбы: эвакуации в Британию или лагеря военнопленных.

Я не мог рассчитывать на то, что меня обслужат в таком виде в баре. Дверь в углу была приоткрыта, и я проскользнул туда. Это оказалась кладовка. Вдоль стен — полки с винами. Пока я разглядывал их, в комнату ворвалась хозяйка. С трудом объяснил я ей свое положение. В награду получил полбутылки бренди, пачку сигарет и коробок спичек.

Я вновь выбрался на улицу, прошел пару кварталов и уселся прямо на мостовой. Прихлебывая из бутылки, курил одну сигарету за другой. «Была бы хоть какая одежда, можно было бы бежать в Испанию»,— думал я.

В этот момент на меня и наткнулась молоденькая девчонка. Она не испугалась моего вида и взялась помочь. Через некоторое время появилась со штанами и рубашкой в руках. И то, и другое было мне отчаянно мало. Но с рубашкой — она надевалась через голову — оказалось справиться легче, стоило лишь разорвать воротник. Штаны же пришлось сзади распороть по шву. Не успел я произнести слова благодарности, как появилась «Скорая помощь». Санитары с трудом втолкнули меня внутрь — там уже было набито битком. Машина остановилась на причале, возле небольшого судна. Мы перебрались туда, кое-как залезли в одну из кают и тут же заснули как убитые.

К вечеру следующего дня, когда я проснулся, на горизонте уже появилась Британия. В Давенпорте нас ждал роскошный прием. Военный оркестр играл марш. Прямо на причале были накрыты столы, а чуть поодаль санитарные машины. Толпа радостно улыбалась и махала нам руками...»

Из папки «Ланкастрия». Трагедия с «Ланкастрией» произошла вскоре после Дюнкерка, и премьер-министр Черчилль не решился сразу поведать нации о новых тяжелых утратах. Только 26 июля лондонская «Таймс» упомянула о том, что «из большого числа судов, проводивших эвакуацию из Сен-Назера, мы потеряли одну «Ланкастрию».

«После 1940 года я много раз бывал во Франции, но вновь попасть в Сен-Назер удалось только в 1984 году. Там я узнал, что жители города и английская ассоциация «Ланкастрия» планируют провести очередную встречу тех, кто остался в живых. Пригласили и меня. Но встреча не состоялась. Незадолго до 17 июня оба ее инициатора, живших по разным сторонам Ла-Манша, скончались, и церемонии были отменены.

Не зная об этом, я приехал в Сен-Назер. Там встретил двух англичан и бельгийца с «Ланкастрии». Мы возложили цветы к мемориальной доске на английском военном кладбище. На следующий год в Сен-Назере собрались 26 бывших пассажиров «Ланкастрии», родственники погибших и спасшихся.

Теперь мы приезжаем туда каждый год в один и тот же день — 17 июня. С утра собираемся на причале, садимся на катер и выходим в Бискайский залив к тому месту, где неподалеку от Сен-Назера установлен памятный буй. Под ним покоятся останки океанского лайнера «Ланкастрия». На воду ложатся венки из живых цветов, морской ветер шевелит седые волосы на наших непокрытых головах...»